А вот одна история

Я всегда опаздывала. Все самое важное в моей жизни произошло благодаря именно этому. Когда-то мое сто первое опоздание на первый урок вызвало такую непримиримую войну между моими родителями и педагогическим коллективом, что мне пришлось поменять школу. В новой учились будущие Модильяни, и на такие мелочи, как дисциплина, внимания никто не обращал. Я научилась рисовать - это стало моей профессией. На вступительные экзамены в институт я, конечно, опоздала. Когда я всхлипывала у дверей приемной комиссии, меня подошел утешить один из поступивших счастливчиков. Его звали Дим Димыч. На втором курсе мы поженились. А уже на третьем я как-то забыла проглотить вовремя маленькую голубую таблетку. И на свет появился Дим Димыч-младший – самое чудесное оправдание моей легкомысленности. Опоздания вертят, творят… моя самая отвратительная привычка превратилась в гирлянду событий, без которых я не мыслю своей жизни. Есть люди, регулярно опаздывающие на десять-пятнадцать минут, они мучают себя и других жалким лепетом о сошедшем с рельс поезде, бесконечных пробках, испортившихся лифте и будильниках. Я опаздываю обычно на час или два. Говорить что-либо в такой ситуации просто бессмысленно. Конечно, меня пытались перевоспитать: мама, друзья, муж, коллеги, даже шеф – все попробовали себя в педагогике, пока не поняли, что проще меня убить. Тогда они приспособились.

На свадьбу моей сестры мама пригласила меня за четыре месяца. Потом начала названивать каждый вечер: осталось сорок четыре, сорок три дня… в загс попросила приехать к двум, хотя расписывались они в четыре. Я не обижалась и клялась не опаздывать. Маришка собиралась замуж уже в пятый раз. Ей попадались какие-то банальные и однообразные негодяи, которые разбивали ей сердце и оставляли собирать осколки. Это был Маришин тип, и ничего тут нельзя было поделать, только следить, чтобы она не порезалась осколками. Своего нынешнего жениха Мариша прятала от всех, даже от меня. Мама увидела его уже после того, как были поданы заявления. Она сказала, что последний хуже всех предыдущих, и уже по одному этому можно судить, насколько все серьезно. Я жаждала познакомиться с такой экзотикой, но Дим Димыч подхватил где-то коклюш, от которого мы в свое время честно сделали все прививки, на два месяца я превратилась в квалифицированного медработника, а когда очнулась, пора было ехать на свадьбу. Меня пошатывало от бессонницы, сексуальное платьице, в которое надо было влезать с рожком для ботинок, теперь болталось на мне как большой сиреневый колокол, я целый час пыталась закрасить синяки под глазами и, конечно, опаздывала безбожно.

В загс я влетела под звуки стандартного марша, когда основное действо уже было закончено. Маришка вертелась, как дельфин, выгибалась в улыбке, плескалась счастьем. Она была ослепительна. Человек, способный вызвать такие эмоции, должен запатентовать свой метод. Когда-нибудь это разорит косметические компании. Я пыталась сказать об этом Марише, пока она душила, тискала, кружила меня и раскрашивала своей помадой. Потом мы побежали знакомиться. Маришка развернула стоящего к нам спиной высокого мужчину и сказала: «Вот. Иван. Да Марья. Жаль, что я Марина, правда?». Мама потом говорила, что она единственная сразу все поняла. По тому, как я покраснела, когда увидела Ивана. А это была просто Маришкина помада.
Любовь с первого взгляда будет существовать независимо от того, верите вы в нее или нет. И однажды, по тонкому наблюдению Михаила Афанасьевича, набросится на вас из-за угла. И окажется, что пока вы учились готовить устриц по-каталонски, выходили замуж и гуляли по вашему любимому бульвару, под этим же самым небом, по этому же городу ходил любимый, родной, абсолютно ваш человек. Просто вы об этом ничего не знали. Я подумала, что очень многое в моей жизни было неправильно. Потому что не Мариша, а я должна стоять рядом с этим мужчиной, держать его за руку и нетерпеливо спрашивать, когда разъедутся гости. И у Дим Димыча-младшего – самого правильного, что есть в моей жизни – могли бы быть не карие, а такие же вот зеленые глаза, как те, в которых я сейчас отражаюсь неприлично долго. И самое страшное, что все исходящее от меня – волнение, надежда возвращалось ко мне такой же ласковой и теплой волной. Значит, я не ошиблась, это была она – любовь, самая настоящая, одна на двоих. Я услышала зов скрипки, трепет цыганских шатров на ветру, я готова была пойти за любимым на край света… это было так красиво. И так невозможно. Потому что моя жизнь построена на опозданиях. Я уже на ходу придумывала алиби: ребенок вообще и с коклюшем в частности, работа моя обожаемая, скоро палатку можно будет в офисе поставить, с мужем нельзя пересекаться только на кухне, ты, Маришка, скоро это поймешь.… В общем, дорогие мои, у вас – своя жизнь, у меня – своя.

Так и было бы. Честное слово. Если бы через неделю он мне не позвонил. Он сказал: «Я пробовал жить как раньше. У меня ничего не получается». И началась странная жизнь. Сутки казались мне огромными, если мы не встречались. Но они пролетали за одно мгновение, если я знала, что, выглянув в окно нашего офиса, увижу на углу Ивана. Я опять опаздывала. Я трусила. А мой возлюбленный был смел и честен. Ему хотелось рассказать все Марише и моему мужу, попросить у моей мамы руки ее второй дочери, отобрать у Дим Димыча его маленькую копию. Чтобы потом можно было жить долго и счастливо. Для иллюстрации такой счастливой жизни вполне бы подошел «Последний день Помпеи». Что-нибудь в русском стиле, ведь мы – Иван да Марья. Мой любимый ничего не слушал. Он заглядывал мне в глаза, надеясь отыскать там цыганские костры, край света и хоть какое-нибудь решение. Но находил одну лишь трусость. И он целовал мои глаза, чтобы больше ее не видеть.
Я пыталась философствовать. Любовные треугольники – форма вымирающая. В жизни чаще встречались многогранники, соединяющие родственников, друзей, их родственников, домашних животных, случайных прохожих. Все это прилепилось к тебе, как ракушки к затонувшему кораблю. Мариша была младшей. В детстве она говорила: «дай». И тут же находила в моей протянутой руке то, что просила. Это движение было односторонним. Я и теперь просто физически не могла у нее что-то отобрать…Совесть, долг, о которых говорила потом мама, здесь были совершенно ни при чем, их вытеснила любовь. Я чувствовала себя сторонним наблюдателем. Ждала. Просто ждала внутри себя какого-нибудь слабого знака, намека, что я могу отлепиться от этого мужчины и не погибнуть. Мы шли по скользким рыжим бульварам, и моя прежняя простая и благополучная жизнь катила мимо в такси с работающими дворниками. Когда становилось совсем темно, я возвращалась домой. В гостиной, уткнувшись в газету, сидел Дим Димыч. Не поднимая головы, он говорил абсолютно без выражения: «Ты была у подруги. Новостройка. Нет телефона. Долго ловила машину». Я проходила в комнату Дим Димыча-младшего, садилась прямо в мокром плаще на одеяло с синими мишками и смотрела, как спит мой сын. В стране за длинными пушистыми ресницами все было так безмятежно, так правильно, так не совместимо с тем зазеркальем, откуда я сейчас шагнула. Синие мишки – вот кто оправдывал мою трусость.

Пришла зима. Мы блуждали в потемках – во всех смыслах. Проявляли чудеса изобретательности, чтобы не встречаться на общих семейных праздниках, прятались в кафешках, подъездах, случайных квартирах. Наша любовь была бесприютной и продрогшей. Странно, но первым, кто не выдержал всего этого, стал мой шеф, человек очень терпимый даже к опозданиям. Просматривая последние эскизы, он кричал, что в таком доме могут жить только черные меланхолики с больным воображением и неизлечимой мизантропией, а не молодая пара с двумя очаровательными малышами. А потом отправил меня в отпуск.
Две недели я жила с отключенным телефоном, целыми днями каталась на санках и читала Дим Димычу – младшему сказки про Иванушку-дурачка. На пятнадцатый день я обняла только что слепленную снежную бабу, положила голову на ее крепкое холодное плечо и завыла в голос. А вечером поехала к маме. Она сварила кофе, поставила на стол мой любимый ликер и коробочку с валокордином. И сказала, что все хорошо, как обычно, новостей особенных нет. Вот разве что Иван на пару лет поедет работать в Испанию. Мариша с ним, конечно. Ей уже сказали, что будет девочка. Родится и сразу заговорит по-испански, потому что ее мама целыми днями учит язык. А больше – никаких новостей. Сначала ко мне вернулось зрение. Я посмотрела на валокордин и подумала, что мы прятались как страусы. Когда ко мне вернулась способность говорить, я пообещала не опаздывать в аэропорт. Еще через какое-то время я смогла встать и поехать домой.

Я не просто не опоздала, я приехала раньше на три часа, и все это время просидела на кургузом сооружении из металла и пластика, рядом со шлепающим табло, тасующим города, страны, судьбы.… Напротив меня сидели парень и девушка. Она теребила его пальто, заглядывала в глаза, все время пыталась ему что-то сказать, что-то важное, но ничего у нее не получалось. Объявили очередной рейс, парень мгновенно растворился в ярком потоке. Девушка какое-то время смотрела на пустое кресло, затем встряхнула волосами, прогоняя от себя чужие лица, свою неудачу, этот аэропорт, табло, весь сегодняшний день. У нее получилось. Лицо стало ясным, как небо после дождя и красивым, как радуга. Она быстро и легко пошла к выходу. Я смотрела на нее и тихо давилась завистью. Потом я увидела маму, Маришку и Ивана – всех вместе и с совершенно одинаковыми лицами. Они искали меня и очень боялись найти, надеясь, что я, как всегда, опоздаю. Я решила, что не буду их разочаровывать. А Маришке напишу. Тем более что я уже купила чудесную открытку «С новорожденной!».
Через день я вышла на работу. Шеф поставил на мой стол подснежники и коробочку с витаминами. Дим Димыч заезжал за мной каждый вечер. Говорил, что слишком скользко ходить пешком. Самым трудным для всех было привыкнуть к тому, что я перестала опаздывать. Мне больше не надо было лететь сломя голову, гадая, ждут ли меня еще. Совершенно не напрягаясь, я приходила минута в минуту. Наверное, ничего более важного в моей жизни уже не произойдет. Но они привыкнут. Постепенно.

ну что пара лет? что они по сравнению с вченостью (моя любимая фраза. чепуха.

а что делать - не знаю.

Кто прочитает 10 рассказов из "Космополитена", сам сможет писать рассказы для "Космополитена".

Лю, а это рассказ о вас и ваш или взятый из женского журнала? :-)Стиль похожий, очень много интересных сравнений.

Мне понравилось (-)